Предлагаем вашему вниманию первый пост на литературную тему на страницах нашего блога. Рассказывать мы будем исключительно о тех произведениях, которые близки нам самим, и знакомство с которыми должно оставить след в сознании любого мыслящего человека. Домашняя библиотека для мужчины намного важней, чем коллекция бабочек или кроссовок, ведь можно прекрасно разбираться в материалах рубашек или истории брендов, но без определённого литературного фундамента невозможно называться полноценным современным мужчиной.

Лучшее чтение летом это дневники. Их поэтика, лаконичная и необязательная, позволяет остановиться на любой странице и свободно пролистать темные места. Мы выбрали три дневника, авторы которых были умнейшими людьми своего времени. Они шли против мейнстрима и моды своего времени. Три дневника, трое мужчин, три эпохи в русской культуре.

Сергей Дурылин. В своем углу

Дурылин реализовался в жизни, как только мог человек до наступления вебдванулевой эпохи. Он был журналистом, редактором и издателем, учеником и последователем Толстого, литературоведом, фольклористом, педагогом, переводчиком (кстати, первый русский текст «Цветочков» Франциска Азисского принадлежит именно ему), затем православным священником, писателем, а в последние двадцать лет жизни – заведующим кафедрой истории русского театра ГИТИСа. Его дневники вышли в 2006 году, через пятьдесят лет после смерти автора. «В своем углу» – заметки 1924-1932 годов, написанные в ссылках, в самый тяжелый период в жизни автора (в счастливые моменты с отчетностью обстоит хуже – перечитайте свой твиттер).

«Толпы умов, влияний, впечатлений, / Он перенес, как лишь могущий мог». В дневниках Дурылина причудливо переплетаются злобные сплетни и анекдоты из жизни русских писателей, стилистические наблюдения, предвосхищающие «Соло на ундервуде», воспоминания о встречах, происшествия в провинциальных городах, куда был сослан автор, статистические выкладки на тему «что можно было купить на рубль в конце XIX века, и что можно сейчас», и даже подробнейшее описание старой московской традиции чаепития.

«У умершего Брюсова был вынут мозг из черепной коробки: было решено взвесить его и хранить особо, — и образовавшаяся в черепе пустота была заполнена смятыми листами газет «Правды» и «Известий».

«Попадья говорит с восторгом:

— Окрестности восхитительные: то — горка, то — местоположение; то — горка, то местоположение…»

«толстую, грудастую бабу жизнь, давящую своей жопой все звездное на земле, — ужасную румянощекую могильщицу жизнь, которая, живя на могилах, пыша здоровьем, огромными руками копает могилы всему, что тянется на земле к звездам»

Александр Шмеман. Дневники. 1973-1983

Александр Шмеман, один из самых известных православных богословов XX века, в СССР запомнился своими еженедельными передачами на радио «Свобода». В них он выступает как рыцарь Церкви, низвергающий один за другим идолы современности – модный атеизм в духе Сартра, утверждения о несовместимости веры и науки, эгоизм психоанализа и вообще увлечение собой современного человека.

В дневниках, найденных в столе отца Александра после его смерти, он предстает совсем иным, чем в радиопередачах. Оказывается, подготовка этих программ его тяготит; работа в семинарии (Шмеман был деканом Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке) часто оборачивается пустой рутиной; даже служение священника мучительно из-за все большего разрыва между шмемановским восприятием религии как радости и распространенным потребительским отношением к церкви как месту обсуждения своих психологических проблем. Он все чаще вспоминает слова французского писателя «Qui vous a dit que l’homme avait quelque chose à faire sur cette terre?» – «Кто вам сказал, что человек должен что-то сделать на земле?». Выросший в Париже 30-х годов, в самом сердце русской эмиграции, Шмеман изнутри знает этот мир, его сильные стороны и недостатки. Встречи с Бродским, многолетняя дружба с Солженицыным, споры вокруг Андрея Синявского – все находит место в его записях. Но Шмеман способен вместить больше, чем церковный или эмигрантский мирок. Он живо реагирует на все события в мире, откровенно желает Англии победы в войне с Аргентиной, обрушивает убийственную критику на нью-эйдж, читает Фуко и Леви-Стросса, смотрит все трансляции Олимпийских игр. А одна из его записей в первые дни Великого поста описывает муки, которые знакомы только таким же заядлым курильщикам (отец Александр курил по две пачки в день, но на время Великого поста отказывался от этой привычки).

«…как кошмарен современный трусливый культ молодежи <…> Раньше спасало мир то, что молодежь хотела стать взрослой. А теперь ей сказали, что она именно как молодежь и есть носительница истины и спасения. «Vos valeurs sont mortes!» («ваши ценности мертвы» – А.З.) – вопит какой-то лицеист в Париже, и все газеты с трепетом перепечатывают и бьют себя в грудь: действительно, nos valeurs sont mortes! («наши ценности мертвы» – А.З.). Молодежь, говорят, правдива, не терпит лицемерия взрослого мира. Ложь! Она только трескучей лжи и верит, это самый идолопоклоннический возраст и, вместе с тем, самый лицемерный. Молодежь «ищет»? Ложь и миф. Ничего она не ищет, она преисполнена острого чувства самой себя, а это чувство исключает искание».

Венедикт Ерофеев. Записные книжки

В 2005 году издательство «Захаров» стало выпускать записные книжки Венедикта Ерофеева.

Слово берет один из лучших русских писателей, и остальные голоса затихают. Записные книжки для Ерофеева – едва ли не главное дело жизни; они содержат массу набросков и незаконченных произведений, краткую хронику событий жизни, каталог коллекции классической музыки и собрание пословиц всех стран мира. По ним видно, как долго вызревал стиль поэмы «Москва-Петушки», как мучительно отбирались цитаты. У Ерофеева созвучно все: и напряженный духовный поиск, и еще более напряженный алкоголизм, и юмор. За фривольными стишками сразу следуют цитаты из Розанова – позже он напишет статью «Василий Розанов глазами эксцентрика».

«Солнце, воздух, онанизм

Укрепляют организм,

Уменьшают вес мудей

И расходы на блядей».

«замысел: написать задачник развивающий, попутно с навыками счета, моральное чувство и чувство историч[еской] перспективы <…> Наприм[ер] такая задача. Выразить в копейках цены зверобоя, московской особой, столичной, российской и найти в истории европ[ейской] такую войну, все осн[овные] события которой следовали бы с теми же интервалами».